|
Ее
взаимоотношения с любимым делом
никак не хотели складываться
в счастливый роман. Сначала
она остановила себя сама: "Мне
казалось, что писатель - это
любимец богов, а я была толстая
девочка с комплексами и к любимцам
себя не причисляла". Потом
родители настояли на получении
"нормальной" профессии.
Она закончила технический вуз
и даже аспирантуру по животрепещущей
теме "Водопровод в условиях
вечной мерзлоты". Наконец,
когда в журнале "Наш современник"
был напечатан ее первый рассказ,
любимый муж встретил это событие
словами: "Извини, но мой
любимый писатель не Соротокина,
а Свифт", - и демонстративно
отправился в ванную стирать.
Но от судьбы, как говорится,
не уйдешь. Еще несколько лет
спустя придуманных писательницей
Ниной Соротокиной героев узнала
вся страна. Романтическая телесказка
про гардемаринов неожиданно
- даже для ее создателей - попала
в самое "яблочко".
-
Нина Матвеевна, недавно в интервью
нашей газете один из "гардемаринов",
Владимир Шевельков, сказал,
что ненавидит этот фильм. Он,
дескать, сломал всю его актерскую
карьеру.
-
Когда вышел фильм, наши мальчишки
стали по рейтингу лучшими актерами
России, что являлось полной
ерундой, потому что были еще
живы великие Леонов, Борисов,
Смоктуновский и т.д. Ребята
на этом фильме сделали карьеру.
Но очень скоро они встали в
позу: с одной стороны, "Гардемарины"
принесли славу, а с другой -
напортили. Теперь, мол, приклеился
определенный романтический имидж,
и им не дают серьезно работать
в кино. Каждый ведь Гамлета
хочет играть.
-
То есть это было такое общее
мнение?
-
Дима Харатьян, знаю, тоже горевал.
Он же дружил с Меньшиковым.
Есть Меньшиков, который играет
серьезные роли в театре и в
кино у Михалкова. И есть Дима
- "гардемарин", понимаешь,
для подросткового возраста.
Обидно. Его понять можно. Тем
более что та же самая маска
оказалась и на мне. Я воспринимаюсь
только как автор "Гардемаринов",
и мои современные вещи печатать
не хотят. Хотя начинала-то я,
по выражению Нагибина, как "грустный
писатель": писала "жизненную"
прозу, было издано несколько
сборников, меня даже перевели
на 10 языков. А потом все как
выключилось. Теперь я - вечный
автор "Гардемаринов".
Но я ни в коем случае на них
не обижаюсь. Более того, они
мне позволяли выжить в самое
трудное время.
-
А как вы попали в кино?
-
"Гардемаринов" не
публиковали, рукопись провалялась
у меня 17 лет. Вдруг как-то
по телевизору увидела фильм
Дружининой "Принцесса цирка".
Там играл совершенно обалденный
мужчина, чех. Я почему-то решила,
что женщину, которая снимает
в кино таких красивых мужиков,
мой материал может заинтересовать.
Так и вышло. Сначала предполагалось,
что одним из гардемаринов в
кино будет сын Светланы - Толя,
очень талантливый и красивый
мальчик. По-моему, это сыграло
свою роль в том, что она взялась
за "Гардемаринов".
К несчастью, Толя трагически
погиб.
-
Вы сказали, "Гардемарины"
помогали выжить. За каждый показ
вам платят гонорар?
-
Ни копейки. Когда-то я получила
за два показа: за первый 187
рублей, за второй - примерно
столько же. Вообще после этого
фильма я так и не проснулась
знаменитой. Фамилию "Соротокина"
требуется пояснять. Произнесешь
пароль "Гардемарины"
- тогда узнают. Я оживила это
слово, вернула его в обиход.
Но кино такая вещь - сценаристов
там обычно не знают.
-
Зато после фильма, вышедшего
в 1987 году, напечатали книгу...
-
Да. Ее, кстати, хорошо читают.
Судя по тому, сколько я получала
писем от читателей и сколько
раз ее переиздавали. Общий тираж
был, наверное, миллион. Сколько
издательств заключило договоры
- страшно сказать. Другое дело,
что основные контракты подписывались
до всех этих заморочек с Чубайсом
и Гайдаром. Деньги, которые
там фигурировали, по тем временам
были бешеными: то ли 30 тысяч,
то ли 300 тысяч, не помню уже.
Но мало того, что они потом
обесценились, так их и получить
оказалось невозможно - издатели
поразорялись.
Кроме
того, очень много было левой
продукции. Мне приносили книжки,
выпущенные такими издательствами,
про которые я вообще ничего
не знала. Я даже к юристу ходила,
пыталась узнать, можно ли их
как-то наказать. Но слишком
серьезно к этому не относилась.
Какой там суд, какие там гонорары,
когда страна разваливается!
Как другие люди живут - вообще
непонятно. Тут хоть какие-то
деньги есть, и ладно.
-
Тогда, допустим, было не до
того. А сейчас-то не обидно,
что ставшая знаменитой книга
не принесла всех благ, которые
может дать писателю бестселлер?
Яхта, коттедж, машина…
-
Да куда мне яхта?!
-
Ну, не яхта, а трехкомнатная
квартира на Арбате.
-
Боже упаси! Я себе купила вот
эту однокомнатную квартиру в
Троицке - и счастлива. Если
бы у меня было много денег,
я дала бы их режиссеру Вите
Бутурлину, чтобы он наконец
поставил фильм по сценарию,
написанному Нагибиным и мной.
А то он денег найти не может,
и сценарий валяется без толку
уже много лет.
-
Получается прямо как в песне:
"Жила бы страна родная,
и нету других забот"…
-
Я же с 64-го года живу здесь,
в академгородке. Все мы - физики
и их жены - выросли на диссидентской
литературе. Мы так хотели свободы,
так жаждали, чтобы рухнули,
значит, оковы милитаризма и
Советского Союза. Дождались
- рухнули. Демократия победила.
И что?.. Никогда не думала,
что я с таким внутренним надрывом
буду ощущать себя побежденной.
Никогда не думала, что буду
так болезненно воспринимать
то, что о нас вытирают ноги
все кому не лень. Эти разговоры,
что мы совки неполноценные,
что из этой страны надо бежать...
Опустел мой городок - уехали
все наши дети (мои, слава Богу,
остались со мной - оба сына,
их жены, дети). А подруги каждый
день перезваниваются с Америкой.
На этом фоне яхта на Кипре…
это полный абсурд!
-
Нина Матвеевна, а как это вам
в голову пришло написать "Гардемаринов"?
В то время, если вспомнить,
историей-то никто особо не интересовался.
Была "История КПСС"
да Карамзин для эстетов - и
вроде как всем хватало.
-
Мне хотелось написать своим
детям книжку в подражание "Трем
мушкетерам". Недаром меня
потом стали называть Дюма-мать…
В России есть гениальный первый
эшелон писателей, нормальный
- второй эшелон, и отсутствует
как таковой третий. Жанр романтической
истории, если сравнивать с Францией
или Англией, практически отсутствует.
Мне же хотелось написать приключенческий
роман о любви, дружбе, верности.
И чтоб хороший конец был, и
все герои остались живы.
-
Удивительно вы себя ограничили:
третий эшелон - и точка. А как
же честолюбие?
-
Третий эшелон не по качеству,
а по жанру. Как в музыке: есть
фуга, есть опера, есть оперетта,
есть эстрада. Я как бы сразу
пошла в эстраду. Вот эстрады
в русской литературе почти нет,
она не в традиции. У нас же,
у русских, вкус с вывертом:
нам надо, чтобы обязательно
было богоискательство или богоборчество,
чтобы герой искал смысл жизни,
решал, что есть истина, где
справедливость… А тот же честный
Шерлок Холмс просто убийц ловит.
Кто-то на литературном Олимпе
скажет: да разве это литература?!
Но ведь нет дома, где не знают,
кто такой Шерлок Холмс...
"Молила
Пушкина сделать меня писателем"
-
В автобиографических книгах
или дневниках всегда очень любопытен
момент, когда человек оказывается
перед выбором: становиться ему
профессиональным литератором
либо быть как все - сидеть в
конторе с 9 до 18, а пописывать,
если совсем невмоготу, по ночам.
Обычно это сопровождается терзаниями,
как, например, у Зощенко: смогу
ли я, мое ли это?.. С вами было
что-то подобное?
-
Во-первых, писательство - это
некая болезнь, от которой невозможно
отвязаться. Но стать писателем
в России трудно морально. Конечно,
грубо будет сказать, что на
Западе писатели зарабатывают
деньги, а у нас жаждут общаться
с Богом. Но что-то в этом есть.
Потому что наша главная национальная
идея, как мне кажется, - это
русский язык. У нас писатели
всегда были почти небожители.
Поэтому вот так взять и сказать:
"Я буду писателем",
- все равно что надеть ворованную
царскую корону и выйти в ней
к людям.
-
Тем не менее вы выбрали эту
профессию…
-
Я с детства хотела податься
в писатели. Лет в 20 поучаствовала
даже в каком-то конкурсе. Потом
строго себе сказала: ты еще
не рожала, а это главное событие
в жизни женщины, чего же ты
вообще можешь знать? Но и после
этого, будучи однажды в Михайловском,
я стояла над могилой и молилась,
молодая дура, Пушкину, чтобы
он сделал меня писателем. На
Пушкина я молилась всю жизнь
и сейчас продолжаю молиться.
Кстати, когда много лет спустя
попала в Италию, я жила в доме
у его прапраправнучки Анечки
Тур во Флоренции. И считала,
что это он меня туда привел.
Свои
литературные опыты я возобновила
лет в 30-35. Что-то там писала,
пряча тетрадки от мужа в шкафу
с бельем. Думала, если он найдет,
с ума сойду от стыда.
-
А до 30-35 лет чем вы занимались?
-
Преподавала сантехнику в техникуме.
-
Ну и ну...
-
В школе я мечтала: либо быть
сценаристом, либо работать в
архиве, заниматься историей.
Но мы жили тогда на Кузбассе,
в Прокопьевске, и родители учиться
в Москву меня не отпустили.
В итоге я закончила Институт
инженеров водного транспорта
в Новосибирске. Там же вышла
замуж. Потом с мужем переехали
в Москву и через пять лет -
в Троицк. И началась жизнь,
когда я - жена физика, а все
кругом - Эйнштейны, очень талантливые,
остроумные и ироничные. В то
время физики-ядерщики были главные
люди в стране, эдакие мушкетеры
короля. А я 17 лет из Троицка
ездила в Москву, на работу в
техникум. После работы пропадала
в Исторической библиотеке, что-то
пописывала. Друзья называли
меня "лучшим писателем
среди сантехников и лучшим сантехником
среди писателей".
А
потом случилась встреча с Нагибиным,
сыгравшая огромную роль в моей
жизни, потому что он поверил
в меня сразу и навсегда.
-
Как это произошло?
-
Мы познакомились на семинаре
в Софрине, где собирали талантливых,
как считалось, молодых авторов,
чтобы помочь им опубликоваться.
Выяснилось, что Нагибин живет
по соседству - в писательском
дачном поселке на окраине Троицка.
Юрий Маркович очень хорошо отнесся
к моим рассказам, и мы вскоре
подружились. В его доме, где
бывали интереснейшие люди, я
была уже не лучшим писателем
среди сантехников, а, так сказать,
членом цеха. Вот говорят: шедевр,
шедевр… Все думают, что это
какая-то немыслимая вещь безукоризненного
качества. А на самом деле "шедевром"
в старину называли вещь, которую
ты представляешь в гильдию,
чтобы тебя туда приняли. Сапожник
демонстрировал сшитые им сапоги,
гончар - горшок. С этой точки
зрения я сделала шедевр, и меня
приняли в гильдию писателей.
-
Когда вы все-таки решились бросить
работу в техникуме?
-
Был готов к печати первый сборник
(между прочим, редактировал
его Маканин). Я знала, что получу
за него хорошие деньги. Это
была цена машины, если не двух.
Значит, был задел на какое-то
время. А муж возражал. Он меня
ревновал к литературе, говорил:
вся твоя литература - лишь бы
из дома уйти. Это шел 82-й год.
"Гардемарины" давно
написаны, рассказов - полно,
и я решила заняться литературой
вплотную. Словом, ушла из техникума,
а через два года мы развелись
с мужем. Он завел другую семью.
-
С тех пор вы - профессиональный
писатель, т.е. человек, зарабатывающий
на жизнь только литературным
трудом?
-
Да. Меня публиковали, платили
немного, но гораздо больше,
чем сейчас. Вернее, не так:
сейчас цены нет - она может
разниться в 100 раз. Если ты
попал в глянцевый журнал, у
тебя все хорошо. Не попал -
увы.
Помню,
в 94-м году было полное безденежье.
И тут мне предложили написать
историю России "лихим расхожим
языком, чтобы ее можно было
читать". Никогда бы я в
нормальном состоянии на это
не решилась. Я же не историк.
Но тут жизнь взяла за горло.
Семь месяцев я жила внутри книжного
шкафа, перелопатила гору литературы.
Книга была издана, потом переиздана.
"Путин
хорошо пожил в Германии"
-
Вы сказали, что ждали свободы,
читали диссидентскую литературу...
А потом произошли "заморочки
с Чубайсом". Демократы
обманули ваши ожидания?
-
Нет, я к Чубайсу хорошо отношусь.
Его все ругают, но пока у нас
электричество-то есть. А рыбы
нет. И флота нет. Чубайса поливаем
грязью, а любопытно узнать:
кто те безымянные герои, которые
рыбу ликвидировали? Россия всегда
была богата рыбой. Дешевле ничего
не было. Картошки не было -
ели рыбу и репу.
-
Но какая-то обида на новое время
у вас все же есть?
-
Лично по отношению к себе обид
нет. Ну, не завела нужных связей.
Может, надо было те небольшие
деньги, что были, вложить в
какой-то бизнес. Но это все
не мое. Монтень говорил, что
ему больше всего в жизни хочется
иметь башню - столько-то шагов
в длину и столько-то в ширину,
- из которой открываются далекие
и прекрасные виды. У меня ощущение,
что Господь мне такую башню
дал. Из окна виден дом, в котором
живут мои дети, все рядом, все
у меня есть. Я принадлежу себе.
-
Но за державу обидно?
-
Обидно. И очень жалко бедных
людей. Иные бьются вовсю, но
ничего за это не получают. Возмутительно
мало платят медикам и учителям.
Наверное, через эту стадию надо
пройти. Когда говорят про абсолютную
свободу слова, на ум приходит
Америка. У них появился Голливуд
и начал штамповать бесконечные
любовные истории для того, чтобы
вывести страну из Великой депрессии.
Нам тоже надо выйти из тупика.
За какие-то отдельные наши выверты
ужасно стыдно, но глобального
ощущения ужаса нет. Общая мысль
- все идет так, как должно идти.
Я
ни в коем случае не хотела бы
повернуть время вспять. Мы забыли
эти вечно пустые прилавки, это
нельзя, то нельзя... Были, правда,
свои радости. Еще муж мне тогда
говорил: сейчас литературу запрещают,
а она есть. А когда разрешат
- ее не будет. Так оно и получилось.
Пиши все, что хочешь, но это
никому не нужно. Сейчас литература
- только в метро почитать.
-
А тем, как на данный момент
сложилась ваша литературная
судьба, вы удовлетворены?
-
Конечно, нет. Полностью довольны
бывают только дураки. Но мне
все эти годы было безумно интересно.
Я даже считаю, что незаслуженно
получила очень много уважения
от очень многих людей.
Среди
писателей бытует такая легенда.
Как-то в профкоме Союза писателей
затеяли "чистку".
Развелось слишком много "литераторов",
которые непонятно как туда попали
и непонятно чем занимались,
зато пользовались причитавшимися
писателям санаториями, домами
творчества, поликлиникой и т.д.
И вот решили устроить ревизию.
Вызывают, значит, каждого на
ковер и расспрашивают. В числе
прочих явилась старушка - божий
одуванчик. Интересуются, что
она написала, за что принята
в профком. "Песенку, -
отвечает, - она потом стала
популярна". И что-то такое
невнятно бормочет. Председатель
комиссии уже занес было перо,
чтобы вычеркнуть ее из списков.
И тут кто-то напоследок решил
узнать, что же это за песенка.
"В лесу родилась елочка",
- ответила старушка. Все же
с этой песенкой выросли, думали,
что она из воздуха соткалась.
Вот так. Автора не знает никто
- песенку знают все. Так и у
меня: фамилию не знает никто,
но слово "гардемарин"
стало нарицательным. Это предмет
моей профессиональной гордости.
А вы - яхта!..
<<
Назад
|
